В Истерброке я попросила у нотариуса разрешения с ним ознакомиться. Мне хотелось узнать, ради чего мы с Молли едем в столицу.

Если честно, я думала, что мне предстоит передать письмо тайному бабушкиному возлюбленному, которому она не рискнула признаться в своих чувствах при жизни.

Может, она долгие годы тосковала по некоему лорду Арчибальду Кэмпбеллу, проживающему на Гровербрук, 12, а не по моему деду-военному, так и не оправившемуся после ранения, полученного под Брумфестом?

Но все это время бабушка не могла написать лорду Кэмпбеллу, потому что…

Почему?

Стыдилась своих чувств? Опасалась разоблачения? Не доверяла Королевской Почте, а съездить самой в столицу оказалось недосуг? Или же у лорда Кэмпбелла есть… своя семья?

Посовещавшись с остальными, нотариус заявил, что запрета на прочтение нет. К тому же конверт с письмом не запечатан, так что я вправе прочесть содержимое.

Я это сделала, затем еще долго сидела с округлившимися глазами.

Письмо оказалось более чем неожиданным. И еще оно было крайне лаконичным – состояло всего лишь из двух слов.

«Я солгала», – гласило оно, и внизу подпись: Маргарет Митчелл.

Именно эти слова я и привезла в столицу, с ними же я решительно поднялась на крыльцо дома на Гровербрук, 12, после чего постучала в украшенную медной головой льва дверь.

Сердце почему-то заколотилось в два раза быстрее, словно оно предчувствовало, что моя судьба вот-вот кардинально изменится и это письмо станет тому причиной.

Но я приказала себе не нервничать и не выдумывать историй с несчастливым концом. Не станут же убивать вестника с плохими вестями только из-за того, что я их привезла?

Потому что бабушкино «Я солгала» вряд ли могло быть хорошей новостью.

Или же станут?..

Тут дверь распахнулась. В проеме стоял седовласый пожилой дворецкий с пышными бакенбардами и смотрел на меня сверху вниз с крайне неодобрительным видом.

Наверное, сейчас прогонит, промелькнуло в голове. Сперва спросит, кто мы такие и как сюда попали, затем заявит, чтобы мы с Молли убирались, иначе он вызовет жандармов, и не нужно им никакого письма!

После этого захлопнет дверь перед нашим носом, не забыв добавить: – Шляются здесь всякие!

От этой мысли я рассердилась. Причем на саму себя.

– Меня зовут Кэролайн Митчелл, – ровным голосом сказала ему. – Я приехала сюда из Истерброка. Мой город находится в двух днях пути от Виенны на почтовом дилижансе, и эту дорогу я проделала для того, чтобы встретиться с лордом Арчибальдом Кэмпбеллом и отдать ему письмо моей бабушки. Но если его нет дома…

– Он дома и давно уже ждет вас, мисс Митчелл! – недовольным голосом возвестил дворецкий. Затем посмотрел на меня так, словно я… где-то загуляла. – Проходите!

– Вы уверены, что лорд Кэмпбелл ждет именно меня? – растерянно поинтересовалась у него, но ответом мне стало ледяное молчание.

Пожав плечами, я последовала в дом и Молли за собой потащила. Мы вошли в просторный, погруженный в полумрак холл, в котором никто не удосужился ни раздвинуть темные гардины, ни зажечь люстру под потолком.

Тут дворецкий возвестил, что проводит меня в гостиную для встречи с лордом Кэмпбеллом, а служанка пусть подождет меня здесь.

– Молли моя компаньонка, – возразила ему. – И мы пойдем вместе.

На это дворецкий нахмурился, заявив, что лорд Кэмпбелл станет разговаривать исключительно со мной, причем наедине.

Но я была непреклонна.

Мне нужно доставить письмо по адресу Гровербрук, 12, отдав, по возможности, лорду Кэмпбеллу в руки. Либо оставить его в доме.

В бабушкином завещании нигде не было сказано, что я должна беседовать с лордом Кэмпбеллом, хотя я не отказалась бы задать ему пару вопросов. Но если Молли не позволят меня сопровождать, то я уж как-нибудь обойдусь и без разговора.

Положу письмо во-от туда, в ту плетеную корзинку для корреспонденции, после чего мы отправимся по своим делам.

…Молли пропустили, хотя удовольствия на лице дворецкого я не заметила. Спина его тоже выражала крайнюю степень раздраженности, когда мы шагали за ним по длинному коридору на первом этаже.

Слуга хранил неодобрительное молчание, да и я не нарушала тишину, разглядывая погрузившийся в спячку огромный, не слишком-то гостеприимный дом.

Наконец, вошли в просторную гостиную.

Я мазнула взглядом по витражным окнам, разноцветные отражения которых складывались в причудливые узоры на темном ковре. Затем посмотрела на огромную, без единого огонька люстру.

Зато камин был разожжен, а на полке над ним горело несколько массивных свечей. В кресле по соседству сидел пожилой мужчина, укрытый полосатым пледом.

Судя по всему, это и был лорд Кэмпбелл.

Но мое внимание привлекла картина на стене над камином – свет от свечей позволял неплохо ее разглядеть. На ней была изображена молодая девушка лет восемнадцати-двадцати в бордовой амазонке и в кокетливой старомодной шляпе с соколиным пером.

Девушка восседала на гнедой лошади.

И пусть у меня никогда не было ни такого платья, ни подобной шляпки, да и верхом я держалась с большим трудом, потому что лошадей у Митчеллов не водилось – мы не могли себе этого позволить, – но…

У меня перехватило дыхание, да так сильно, словно я получила боевым заклинанием, забыв от него защититься.

Потому что на портрете была изображена я, Кэролайн Митчелл, всю свою сознательную жизнь проведшая в Истерброке, Южной Провинции, и на своей памяти никогда не выезжавшая дальше Кальве.

***

Мэтью Шеннон/Питер Сегерин

– Мэтью, что это у тебя с лицом? – поинтересовался Питер, заметив, как его товарищ с задумчивым видом уставился вслед старому и расшатанному кэбу, как раз сворачивавшему за угол серого здания Адмиралтейства.

На миг Питеру показалось, что Мэтью даже собирается активировать портальное заклинание, чтобы догнать повозку, увозившую от них двух незнакомок.

Те угодили в серьезные неприятности, от которых их спас именно Мэтью.

Накинул на перепуганное животное заклинание, заставив лошадь остановиться, когда та проносилась мимо. После этого распахнул дверцу кэба, приказав Питеру проверить, как дела у извозчика. Тот лежал на козлах, не подавая признаков жизни.

Но обошлось.

Извозчик пришел в себя, с невозмутимым видом заявив, что с ним все в порядке. Девушки тоже отделались легким испугом, после чего кэб поехал дальше и скрылся за поворотом.

Зато Мэтью все еще стоял и глядел тому вслед. На его лице читалось явное разочарование – словно он упустил нечто крайне важное.

Вернее, кого-то крайне для себя важного.

Питер нисколько не сомневался в том, что этим «кем-то» была одна из незнакомок. Именно она могла понравиться Мэтью – темноволосая, в съехавшей набок старомодной шляпке, с чуть вздернутым маленьким носиком и огромными кошачьими глазами, оттененными длинными пушистыми ресницами.

Потому что она была чудо как хороша.

Питер даже подумывал, уж не продолжить ли знакомство, но затем решил, что ему такое ни к чему. Знакомств и так хватало, как и неприятностей из-за того, что ни одно из них он не спешил переводить в женитьбу.

Некоторые из этих неприятностей за последний год были довольно неприятными.

Впрочем, в ближайшее время Питер собирался это исправить – променять холостяцкую свободу на супружескую скуку. Тянуть больше не было никакой возможности.

Но та красивая провинциалочка в простеньком платье – кажется, родом она была из Южной провинции, музыкальный слух Питера уловил в ее речи легкий акцент, – совершенно не подходила для этой цели.

Ее служанка не годилась даже для того, чтобы поразвлечься с ней на досуге. В той девице было слишком много всего – слишком уж рыжеволосая и круглолицая, плотного телосложения, с носом-картошкой и большими крепкими руками.

Ничего из того, что могло бы понравиться лорду Питеру Сегерину, признанному почитателю и ценителю женской красоты.

Поэтому Питер решил, что подобное знакомство его не интересует.